Ум – сам по себе, и внутри себя
Может Ад сделать Раем, и Адом – Рай

Сатана из «Потерянного Рая» Мильтона

Сюжет «Матрицы» (1999) – фильма с самым, пожалуй, закрученным сюжетом из всех – аутентично гностический. Неважно, где братья Ваховски позаимствовали популярный миф о порабощении современного человека машинами, у них все равно получился оригинал. Это потрясающе однородная смесь мессианских пророчеств Филипа Дика, Лавкрафта, Бодрийара, апокалиптических преданий, мистицизма восточных единоборств и техно-паранойи.

«Матрица» возможно является самым выдающимся американским фильмом 90-х. Но это – и больше, и меньше, чем обычное великое кино. С одной стороны – глянец, смутная бездушность и масса адреналинового насилия, характерного для фильмов МТV последних лет (как-никак, его продюсер – Джоэл Сильвер). С другой стороны, это вполне может оказаться первым широко востребованным произведением сюрреализма в формате мейнстримного кино.

«Матрица» – это путь шамана в драматургической форме, место которого рядом с «Алисой в Стране Чудес», и которое, возможно, в один прекрасный день заменит собой «Волшебника Изумрудного Города» в качестве основного культового психоделического кино.

Но этот фильм не для всех. Если вы не принимаете его основную философскую предпосылку – то, что реальность есть сон, навязанный и контролируемый неизвестными силами с целью нашего порабощения, и что только посредством сознательного сновидения можно сбежать из-под этого ига и освободить свою божественную природу – фильм останется для вас лишь первоклассным развлечением. Без сомнения, миллионы посмотрели его именно в этом последнем качестве.

«Матрица» страдает от тех недостатков, которые характеризуют все блокбастеры 90-х. Несмотря на интригующий и оригинальный сюжет, фильму недостает основательности, характеров и психологической глубины. Это мог быть совершенный шедевр, если бы авторы ослабили упор на действие и уделили некоторое время основному характеру, показали окружающий его мир и его мутацию в мир скрытой, высшей реальности. Но так как все было поставлено на карту для того, чтобы фильм имел успех, это не столько критика, сколько сожаление. Чудо, что такой фильм был вообще сделан. Будь он три часа длиной, снятый в стиле 70-х, с выверенным темпом, с настоящим актером в главной роли, вниманием к научным деталям «Чужого», человеческими глубинами «Вторжения Похитителей Тел» и, возможно, с анархистским духом «Бразилии» – он мог бы стать «Крестным Отцом» 90-х: классика научной фантастики для публики, которая не любит научную фантастику. Тот же, каким он вышел, это фильм строго для киберпанков и гностиков.

Пожалуй, самая незабываемая часть фильма – это двадцать минут первых объяснений Морфея Томасу. Ответ Томаса предопределен самим вопросом: если все это сон, то зачем брать красную пилюлю, а если нет, то зачем брать синюю? Вслед за этим Томас оказывается буквально вырван из своего не совсем блаженного невежества и поставлен лицом к лицу со страшной, буквально сводящей с ума Правдой: что он является рабом организованных неорганических существ, о существовании которых до сего момента и не подозревал. После победы искусственного интеллекта цивилизация была уничтожена, люди были отправлены в глубокий сон и в то время, как из них отсасывают жизненную силу, им ниспосылается коллективное сновидение. Людей разводят и выращивают прямо в инкубаторах и кормят внутривенно разжиженными останками умерших. Все это – чистый оккультизм, уходящий далеко за рамки даже лучшей научной фантастики, в мрачные миры кошмаров Лавкрафта, Хайнлайна, Кеннета Гранта, Карлоса Кастанеды, с их «лабиринтом пенумбры», неорганических существ, которые поработили человечество и превратили его в источник своего питания.

Конечно, современные предания об НЛО и «серых» пришельцах адаптируют и развивают те же атавистические верования, дополненные технологическими новинками типа «имплантантов», «клонов» и т.п. Все это выдвигает Матрицу на передовую линию современного мифотворчества – или психо-истории?

Жизнь на земле образца 1999 года как коллективный сон, порожденный с целью держать человечество в покорности – это и есть Матрица, внутри которой есть определенные возможности сбежать из-под ее власти. Морфей и его команда являются «пробужденными», или Иллюминатами. Благодаря тому, что они освободили свои тела из энергетической фермы «реального мира», они могут входить в Матрицу – мир сна – по своей воле и действовать со сверхчеловеческим потенциалом. Но они могут обойти только некоторые законы Матрицы. Они не в состоянии окончательно сбросить ее тиранию и приобрести божественный статус голограммы внутри голограммы, потому что на это способен только Тот Самый (The One, Единственный). Они все еще ограничены рамками своего ума, не до конца избавились от программы, навязанной им машинами. Поэтому тренировки Томаса (который приобретает новое имя: Neo, the One, или Eon) сфокусированы на том, чтобы «освободить ум», заставить его осознать, что он никак не ограничен законами своего тела, но только своей верой в них. Как маленький Будда объясняет Нео: «Не старайся согнуть ложку. Это невозможно. Вместо этого постарайся осознать истину. Ложки нет. Тогда ты увидишь, что гнется не ложка, а ты сам». Это чистейший Дзен.

Агенты Матрицы тоже не всесильны. Они ограничены тем, что должны поддерживать ощущения от этой реальности на уровне «реальной повседневности», чтобы люди не догадались, что это только сон, поэтому слишком чудесным и вызывающим образом они не могут себя вести. Ничего из этого в фильме не объясняется, но кажется справедливым, что создатели сна должны быть каким-то образом им обусловлены и ограничены. Напротив, Нео – в качестве Того Самого – должен повернуть эту ситуацию в пользу людей и их «пробуждения» своим скачкообразным переходом из состояния фигуры до состояния игрока, от обычного человека до шамана и полубога. Что так восхищает в конце фильма – это то, что побеждает сила человеческого воображения. Как только Нео достигает реализации, осознания, он может останавливать пули умом – ведь они не существуют в настоящей реальности – и проектировать себя в голографическое тело Врага, чтобы взорвать его изнутри. В эти и другие моменты фильм достигает совершенной симметрии и дарует нечто близкое шаманскому экстазу. Это не просто фильм, а опыт-переживание.

*

Образы явлены человеку, но их свет остается скрыт в образе света Отца.
Он будет явлен, но Его образ останется скрыт светом.

Евангелие от Фомы, Библиотека Наг Хаммади

Из Киану Ривза получился идеальный кандидат на спасителя мира, мифологически говоря, именно потому, что в нем нет ничего и отдаленно героического. Фильм – про его духовное перерождение, его возвращение в сознание, и в этом его основная сила, которая резонирует с нами, помимо всяких там трюков, уверток и драк. Нео, Мессия, является Тем Самым в силу какой-то неустановленной способности ума. Может быть, на каком-то генетическом уровне, но в фильме это не объясняется. Это качество остается неясным, но определенно ментальным. Можно сказать, что Нео – прирожденный шаман. Он имеет способность «отменять неверие», вместе в его пугалами-близнецами – страхом и сомнением, и кидаться в неизвестность, доверяя своим крыльям, что они раскроются в нужное время, чтобы перенести его через Бездну в четвертое измерение. В фильме драматически используется настоящая, физическая пропасть – Нео должен прыгнуть с одного здания на другое – чтобы проиллюстрировать знаменитый недостаток веры. Конечно же, он падает, вера покидает его, как Петра, шествующего по водам, как и всех, нам говорится, «в первый раз». Невозможно не иметь смертельных сомнений и парализующих страхов, когда тебе сказали, что ты должен спасти мир. Только Оракул (он -женского рода) снимает с него эту тяжесть, при этом добавляя, что Морфей будет верить все равно, даже умрет за это, так что после его посещения (Оракула) Нео приходится бороться уже просто за Морфея и за то, во что Морфей верит, даже если Нео сам считает это ложным.

Это напоминает игру Дона Хуана с Кастанедой во второй книге (Отдельная Реальность) с целью, чтобы тот продолжил свое ученичество. Дон Хуан заставляет Кастанеду поверить в то, что его, Дона Хуана, жизнь находится в опасности, и что только Кастанеда может ему помочь. В то же время, он оставляет ему выбор – бросить ученичество (путь шамана) и вернуться в свой старый мир (взять голубую пилюлю). Некоторое время Кастанеда сомневается, прежде чем понять, что он не может просто так бросить Дона Хуана умирать, и неважно, способен он спасти его или нет. Таким образом он освобождается от сомнений в себе и оказывается свободен действовать. Сходным образом, Нео наставляется на путь Оракулом. Так как она видит время подобно карте, лежащей перед ней, она скорее всего знает, что Морфей не умрет и что Нео – тот самый, но оба факта или возможности реализуются, только если Нео будет верить в обратное (так же, как разбивание им вазы зависит от ее просьбы не волноваться об этом). Чтобы стать «Тем Самым» — быть достойным этого имени – он должен сначала освободиться от невыносимого бремени, которое это имя налагает, ведь оно является более чем бесполезным, покуда он сам не уверится в том, что это – правда. Он должен доказать это не кому-то еще, а самому себе. Как Дон Хуан в самом начале учит Кастанеду: только активно применяемое знание может считаться силой.

Это наиболее волнующая экзистенциальная начинка, которую только можно вообразить для мелодрамы в стиле action, и она дает “Матрице” ту эмоциональную силу, которую обычно получают только из произведений искусства. С этой точки зрения она является самым дерзким, нахальным и радостным фильмом со времен “Гражданина Кейна”.

Конечно, чтобы переродиться, Нео должен сначала умереть, и мир будет спасен поцелуем. Некоторое время он сопротивляется лжи о том, что у него есть тело, что мир реален, и игнорирует пули агентов. Затем побеждающий враг заставляет его усомниться, и он умирает. В реальном мире Тринити, твердо убежденная своими чувствами в том, что Нео – Тот Самый, шепчет ему в ухо: «Ты должен быть Тем Самым, потому что я люблю тебя». Истина, представленная здесь в самом, наверное, простом и волнующем поэтическом образе, который только есть – поцелуя любви – воскрешает Нео к новой жизни и освобождает его. Он воскрес и возродился. Надоедливые демоны-агенты возобновляют свою атаку, но Нео только пожимает плечами и встряхивает головой, с легчайшей из улыбок на устах. Его жесты говорят за все: сверхчеловеческая неколебимость, уверенность голограммы внутри голографической вселенной, того, кто является всем – ложкой, пулями, вселенной – потому что он не является ничем. Посему его смерть не символична и не фигуративна, а буквальна. Как шаман, он переходит по мосту радуги в высший мир и здесь его тело заменяется духами, как Иисус, он возвращается в совершенном образе вместо плоти.

В конце фильма – который является только началом – Нео обретает статус Бодхисаттвы как просветленной души среди обреченных, Психопомпа в Гадесе, мага-целителя с мертвым миром на руках (или плечах). Он — «Тот Самый», не в том смысле, что один единственный, а скорее в смысле первый: из тех, кто осознал свою истинную природу и стал посвященным, ваятелем реальности, «сновидцем» тольтеков. Он пришел к собственной тотальности, он целостен (голографичен). Тот факт, что в момент смерти-воскресения происходит его союз со своей душой или анима (Тринити), совершенно оправдан с алхимической точки зрения. Совершается рождение божественного андрогина. Здесь Киану Ривз с его андрогинной внешностью очень уместен.

Воскресший Нео останавливает пули и ныряет внутрь демона (агента Смита), чтобы взорвать его изнутри. В этот момент он получает полное признание как Тот Самый, the One, Единственный (Единство мужского и женского, ума и тела, симулируемого и настоящего, правого и левого полушария мозга, разума и воображения), а поп-культура получает реализацию великого делания par excellence. Это и есть та высокая развязка, которую фильм обещал с самого начала.

Однако, Матрица – миф без психодрамы, в нем нет теологических глубин, помимо поверхностного Дзена и волшебства, и он не создает никакой религиозной образности или иконографии под стать своему апокалиптическому решению. Вместо такой образности он прибегает к стандартным голливудским атрибутам Фантастики Отмщения: черная одежда, крутые солнечные очки, тяжелая артиллерия, немыслимое насилие. Способ, коим он превосходит эту ограниченность, является частью общего очарования фильма. Поскольку герои в основном действуют в симулированной компьютером реальности, невозможное насилие не выглядит однообразным или неправдоподобным (один раз только Нео расстреливает комнату, полную агентов, в которой также заключен Морфей, и не оставляет на последнем ни единой царапины). Абсурдность насилия легко перетекает в сюрреальность, откуда оно родом. А так как сюрреальность неизбежно приводит насилие к его изживанию – там, где настоящая сила, в насилии больше надобности нет – появляется, наверное, первый раз, какая-то цель, смысл, объект ко всем излишествам. Матрица является картой реальности, над которой могут часами размышлять потенциальные артисты, мечтатели и будущие шаманы. Возможность того, что все в ней точно и истинно – метафорически говоря – и что сам фильм является прорывом к пропагандистско-просветляющей программе скрытых революционных сил «будущего» (т.е. реального мира), есть возможность, которую нельзя сбрасывать со счетов в конце фильма-книги о насилии. Эта возможность призывает уделить ему серьезнейшее внимание.

Морфей не ошибается, когда заверяет Нео, что «реальность» – если понимать под этим то, что воспринимается совокупностью чувств – есть не что иное, как электрические импульсы мозга, и что как таковая она может быть симулирована искусственным образом. Этот факт установлен, если еще не доказан, наукой и технологией. Видимо, мы пока не готовы его признать, из глубинного страха, что как только мы поймем, что это возможно, мы также поймем, что это неизбежно – что это уже, на самом деле, происходит. Мы станем воспринимать матрицу своего ума как смертельную ловушку, в которую он превратился. В этом случае у нас останется два варианта: пилюля голубая или красная.

*

Когда все было порознь, никто этого не замечал.

Токинг Хэдз, «Ничего Кроме Цветов»

Самое замечательное в «Матрице» – это то, что она создает совершенно невозможное зрительское ожидание и затем не разочаровывает. Фильм является тем, что о себе заявляет. Как extravaganza эффектного действа, он не имеет настоящих претензий, хотя в нем есть героическая устремленность, которая достигается почти без усилий. Он представляет конец света и финальную битву между светом и тьмой как предельную видеоигру, ставки в которой – реальны, и только средства искусственны. Конечно, тот факт, что, выражаясь технологически и психологически, апокалипсис в Матрице уже случился (хотя никто его не заметил!) добавляет закрутки к сюжету. Он позволяет фильму не увязнуть в утомительной механике побед и поражений, противостояния добра и зла и т.п., которая характеризует фильмы action. Интуитивное понимание говорит нам о том, что здесь, на этой сцене, на карту ставится не мир (он уже проигран), но душа мира. Как и в «Терминаторе», хотя более выраженно, машинный интеллект, противостоящий индивидуальному духу и угнетающий его, может быть увиден и как служащий ему, помогающий ему эволюционировать и раскрыть свой потенциал, используя те препятствия и вызовы, которые ставит ему машина.

Матрица – что на латыни означает «матка» — является (по крайней мере, для Иллюминатов) скорее не тюрьмой, а тренировочной площадкой, школой, где в процессе выживания они способны обнаружить свою истинную природу. Это как естественный отбор на уровне душ. Внутри «черной железной темницы» ума душа заключена, как в инкубаторе, и созревает, с возможностью – конечно, никоим образом не гарантированной – обретения своей силы, чтобы со временем прорвать оболочку куколки и полностью сформированной появиться в реальности, более или менее подобно бабочке, расправляющей крылья для полета в тот самый момент, когда рушится ее предыдущее временное пристанище. То, что было построено для защиты, теперь становится излишним бременем.

Основная проблема фильма – это постоянное, с начала и до конца, засилие action. В нем практически нет ни единой сцены, которая бы не продвигала или не поддерживала развитие сюжета, поэтому он подчас производит нарубленное, утомительное впечатление бесконечных трюков Кунг Фу. Ему не хватает неуловимых удовольствий произведения искусства: необязательных сцен, детализации, случайных удач. Поэтому реальности фильма не становятся реальными для нас – так как у нас не хватает времени рассмотреть, привыкнуть, обжиться в них. Герои фильма, которые являются только человеческими средствами для выражения тем и сюжета, не имеют возможности развиваться. Довольно слабая актерская игра также не добавляет выразительности (за исключениями Фишбурна в роли Морфея, Фостер в роли Оракула и Хьюго Вивинга как демонического агента Смита). Это самый слабый уровень фильма, и забавно, что это – человеческий уровень.

Очевидно, все это не мелкие критические придирки, коли речь идет о произведении искусства, но в то же время фильм от своих слабостей особенно не страдает. В самом себе он настолько характерен, что одно это спасает его. Кроме того, “Матрица”, кажется, единственный фильм такого рода, который обходится без стандартной фигуры злодея. Хотя агент Смит берет на себя эту функцию, он, в общем-то, не поражает грандиозностью и не является особенно отвратительным. Враг в Матрице находится везде и нигде. Так как искусственный интеллект – произведение человечества, очевидно, что врагами мы являемся сами себе. В «человеческом» мире – внутри Матрицы – враг распылен, децентрализован, неуловим и растянут до понятия самого человечества. Те, кто не готовы к пробуждению, эти автоматы массового производства, стали единым целым с машиной. Как формулирует Морфей: «Если ты не один из нас, ты – один из них».

Матрица – это больше, чем просто фильм, и поэтому я так восхваляю его, несмотря на его недостатки как произведения искусства. Это – социальный феномен, под стать и тесно связанный с «Секретными материалами», поэтому он заслуживает внимания и уважения более любого другого кино в недавней истории. Выйдя на экраны аккурат накануне нового Эона (в последний пасхальный уикэнд тысячелетия), он эффективно суммирует страхи, верования, фантазии, надежды и паранойи, обретшие власть над коллективным воображением (по крайней мере западного мира). Множество нитей миллениума он связывает воедино под глянцевой, феноменально развлекательной оберткой, и кажется предназначенным вдохновить свой собственный культ последователей, нечто вроде Звездных Войн для взрослых.

Матрица является позднейшим в серии мифов, где человечество изображается покоящимся в такой дьявольской ситуации, природа которой обеспечивает наше полное неведение в отношении этого факта. Поскольку основным фактором здесь является невежество, то первейшим и наиболее важным шагом является осознание истинной природы нашего пленения. Принимая это все во внимание, “Матрица” служит старой и наиболее уважаемой цели искусства: просвещения масс, средствами глубокими или нелепыми, Истиной. Возможно, только один из тысячи тех, кто смотрит “Матрицу”, поймет или хотя бы узнает ее гностические посылки, но безотносительно к этому, всякий, кто увидел этот фильм, оказывается им облучен. Конечно, могут поспорить, что “Матрица” служит и противоположной цели: облекая истину в оболочку научной фантастики, она этим лишает ее достоверности. Но этот аргумент работает, только если произведение искусства само по себе безнадежно плохо. В случае “Матрицы”, продукт просто слишком вдохновляющий и эффектный (и эффективный), чтобы быть меньшим, чем произведение откровения.

Где именно талантливейшие братья Ваховски набрали ингредиентов для своего колдовского зелья-фильма, я сказать не могу, но очевидно, что они провели тщательные исследования. “Матрица” имеет внутренний драйв и логику помимо механики своего параноидального сюжета, ее мифическая база сравнивается (к своему превосходству) с лучшими образцами научно-фантастического кино, от “Метрополиса” до “Вторжения Похитителей Тел”, “Чужого” и “Терминатора”, тех фильмов, которые вышли – с разной степенью целостности и поэтичности – из коллективного бессознательного человечества. Поскольку научная фантастика по определению задействует будущее наравне с настоящим, так как она пытается проецировать коллективное воображение вперед во времени и поэтому лучше воспринимает происходящее ныне (усматривая, к чему оно ведет), великая фантастика рождает больше откровений и передовых идей, чем любой другой жанр. (За возможным исключением ужасов и фэнтези, обязанность коих тоже состоит в том, чтобы воровать из бессознательного). “Матрица” – наиболее полно осознанная и бесстрастная проекция наших коллективных страхов посредством фантастического кино со времен “Метрополиса” Фрица Ланга, и своим выходом ровно в конце предыдущего тысячелетия она не только заслужила, но и активно захватила себе место в истории кино.

*

Время всегда против нас.

Морфей, «Матрица»

Когда в начале фильма Тринити, женщина Святого Духа, шепчет Томасу, что у нее есть то, чего он жаждет (знание), Нео попадается на крючок и отдает себя в руки Морфея – властелина снов и шамана. Эта роль неизбежно должна была достаться черному актеру. В конце концов, это голливудское кино, взять индейца – было бы слишком похоже на Оливера Стоуна, так что негр был следующим ближайшим выбором. Лоренс Фишбурн с самого начала создает Морфею гипнотизирующее присутствие. Так как он живет над апокалипсисом, Морфей крут дальше некуда. Он спокоен как камень, как пирамида, испускающая силу, как и должно шаману, и покоряет Томаса одной мощью своей личности и своего присутствия. Он не заигрывает со своим учеником, а говорит с ним прямо. Он дает ему почувствовать, что тот выбирает, однако делает так, чтобы выбор был сделан правильно. С самого начала он заставляет Томаса бороться со своим страхом, когда требует от него прыгнуть с карниза офиса. По Дону Хуану, страх – это первый враг человека знания. И, как Дон Хуан, Морфей старается, чтобы страх не овладел Томасом, но использует его для подстегивания своего ученика. Чтобы скорее выяснить, что происходит, тот берет красную пилюлю и без церемоний ввергается в Зону, астральное измерение, нижний мир, бессознательное, называйте, как хотите. После долгого ступора он приходит в сознание и обнаруживает себя в аду. Но тут же ему приходит на помощь шаман-проводник (а машины принимают его за мертвого), и, в его новом состоянии, ему открывают всю правду.

Его жизнь была сном. Он был порабощен чужим разумом, который похитил его тело, отнял его волю, высосал его жизненную силу и превратил его в источник питания, в живую батарею. Целую жизнь его кормили ложью до такой степени, что правда больше не существовала для него. Это не академическая мысль и не метафора. Это буквальная, скрытая истина, и Морфей способен ее доказать. Он показывает ему другую разновидность реальности, ту, которая находится под полным контролем Морфея, его собственный сновидческий мир, где он – Бог. И Томас – теперь уже Нео – несмотря на невыносимое испытание для разума и мужества, вынужден признать открывшуюся ему истину. Ему показывается неизмеримая глубина неизвестного – его собственный Ад – и ему говорится, что только отправившись туда и выдержав битву с населяющими его монстрами, он может надеяться выжить. Обратного пути нет: он принял пилюлю и выбрал жизнь. (Другой герой – предатель Сайфер – планирует побег и возвращение в свою смертельную тюрьму, он – Иуда фильма, и чуть не уничтожает все Нео-движение в зародыше).

После курса воинских тренировок (когда шаман осуществляет прямую и телесную передачу своего знания ученику) Нео высылается в мир (Матрицу), чтобы найти свою силу. Обучение изменило ученика: он возвращается с осознанием того, что мир – это только симуляция, чья-то точка зрения – что самое главное, даже не его собственная. Начать он может только с дистанцирования себя от нее – учась «неверию», пониманию того, что мир – это сон, подвластный его сознательной воле. Здесь на сцену выходит второй враг человека знания – сознание реальности. Нео так убежден в своем видении мира, своей его интерпретации, что это порабощает его (для чего, очевидно, и создана Матрица). Для преодоления этого он должен освободить свой ум, свергнуть рассудок – или сознание реальности – и одновременно освободить свое «тело», осознавая, что это только модус восприятия, не более чем ощущение. Так, он освобождается, чтобы стать чистой силой: шаманом или «идущим по небу» (skywalker).

Задача Нео – понять, что он в мире, но не от мира. Это понимание не может прийти раньше, чем он встретится со своими страхами, и наступает черед действий Оракула. Она дает ему нужное настроение для полной инициации в качестве воина-шамана: он покинут (он – не Тот Самый, так что больше неважно, что он делает), но находится под контролем (не может отойти и смотреть, как погибнет Морфей), и, путем спасения Морфея (и Тринити заодно), Нео заявляет свою силу – и ученик становится мастером. Теперь Нео готов к настоящему.

Уникальность “Матрицы” в том, что это история духовного путешествия, неотъемлемой частью которого является мелодрама. Ужасы, приключения и даже насилие фильма так эффектны потому, что они работают и на своем уровне – как необходимые эмоциональные составляющие научной фантастики – и на мифическом уровне, как части личного обряда посвящения Нео. Все, что с ним происходит, есть часть его инициации, средств «освободить свой разум». В первый раз хаос имеет значение: он буквально апокалиптичен. И в том красота «Матрицы», что она исповедует то, что проповедует. Это не просто история о путешествии шамана, облаченная в драматическую форму и снятая по лучшим голливудским меркам, но и само путешествие в миниатюре, подобное гибкому лабиринту, в котором зрительское восприятие может блуждать, ползать и парить, к своему отчаянию или удовольствию. Это способ безопасно встретиться со своим бессознательным, и если он предпринят с должным духом, то может стать бальзамом на измученную кинозрительскую душу. Может статься, это даже благословение. Он дарует такое настроение, такое ожидание и радость, которые больше всего ассоциируются с детством. Или снами. Увидеть «Матрицу» и уверовать – значит каждый день чувствовать Рождество. Просмотр этого фильма освобождает разум.

*

«Люди (есть) путешественники… Земля – это их матрица… (Это) только остановка на пути, но по каким-то причинам… путешественники прервали свой путь… Люди были пойманы в нечто типа вихря, кругового потока, который создавал ощущение движения, хотя они оставались, по сути, неподвижными… Колдуны были единственными противниками той силы, которая поработила людей… посредством своей науки колдуны вырывались из ловушки и продолжали свой путь осознания.»

Карлос Кастанеда, «Активная сторона бесконечности»

Последняя работа Карлоса Кастанеды (опубликованная после его знаменитой смерти), «Активная Сторона Бесконечности», приносит ощущение узнавания каждому, кто смотрел «Матрицу». Тот факт, что книга и фильм вышли практически одновременно, разрушает всякую попытку отмести явные параллели между ними, так как Ваховски никак не могли читать ее, работая над сценарием, а в предыдущих книгах не содержится ничего такого, что могло бы напрямую инспирировать сценарий фильма. Что мы имеем, или нам кажется, что имеем, так это две тесно связанные версии единой правды – правды настолько неприятной для осознания, что средний человек видит только научно-фантастический сюжет, сработанный Голливудом.

У Кастанеды Дон Хуан Матус представляет Карлосу «тему тем» колдунов: существование темной хищной силы, которая поработила человечество, сделав из него источник своего питания. Эта сила или сущность, которую он называет «флайером» и описывает как «хищника, что пришел из глубин космоса и стал распоряжаться нашими жизнями. Человеческие существа – его узники. Хищник – наш господин и хозяин… Они захватили нас, потому что мы – их пища, и они высасывают нас беспощадно… Как мы разводим кур на куриных фермах, галлинерос, так хищники разводят нас на человеческих фермах, хуманерос».

Когда Дон Хуан объявляет это Карлосу как «энергетический факт», Карлос реагирует подобно Нео после аналогичного откровения Морфея. «Нет, нет, — я услышал свои слова, — Это абсурдно… То, что ты говоришь, чудовищно. Это просто не может быть правдой». Дон Хуан спрашивает: «Почему нет? Потому что это возмущает тебя?» Он объясняет, что «хищники дали нам нашу систему верований, наши идеи добра и зла, наши общественные нравы. Они – те, кто устанавливают наши надежды, устремления и представления об успехе или неудаче. Они дали нам зависть, жадность и коварство. Хищники делают нас самодовольными, стереотипными и помешанными на своем эго. Чтобы держать нас покорными, робкими и слабыми, хищники совершили грандиозный маневр… Они дали нам свой разум… Через этот разум, который на самом деле есть их разум, хищники инсталлируют в человеческую жизнь все, что им нужно». Он просит Карлоса пронаблюдать, что «Каждый человек на этой земле, кажется, имеет одинаковые реакции, одинаковые мысли, одинаковые чувства. Все кажутся реагирующими сходным образом на сходные стимулы».

То, что объясняет Дон Хуан, по сути идентично концепции Матрицы у Ваховски: гомогенная, все в себя включающая, но полностью ложная программа-реальность, собранная вовне и наложенная на человечество как средство управления в процессе отнятия его жизненной энергии. И в психомифе Ваховски, и в оккультных откровениях Кастанеды представлена одна и та же невыносимая мысль о том, что человеческая культура, реальность и даже сама природа есть не что иное, как коварная симуляция, созданная с целью обмана и принуждения нас к уступкам тому разуму, с которым мы боролись бы не на жизнь, а на смерть, вместо того, чтобы ему служить.

Дон Хуан Матус продолжает: «Против нас выступает не простой хищник. Он очень умен и высоко организован. Он следует методической системе, чтобы обеспечить нашу бесполезность. Человек, магическое существо, которым он призван быть, перестает быть магом. Он становится обычным куском мяса. Все мечты его теперь – это мечты животного, которого выращивают, чтобы превратить в кусок мяса».

По Дону Хуану, эти хищники кормятся не телесной энергией (как в фильме), но скорее «ореолом сознания», который делает нас людьми. Они пожирают это свечение полностью, оставляя нам только малую толику, чтобы мы оставались в живых. Этот остаток сознания есть их инсталляция, или мозг флайера, который вращается вокруг эгомании и занятости самим собой, особенно безопасностью, комфортом, едой и другими материальными нуждами (будучи параллелью к мозгу флайера). «Колдуны видят новорожденных людей как странные, светящиеся шары энергии, покрытые с ног до головы блестящей оболочкой… (Это) – то, что хищники поглощают, а когда человек достигает совершеннолетия, все, что остается от светящейся оболочки сознания – только узкая бахрома от земли и до концов больших пальцев ног. Эта бахрома позволяет человеку продолжать жить, но едва-едва… Играя на нашем самосозерцании, единственном сознании, которое нам осталось, хищники создают вспышки сознания, которые они тут же поглощают самым жестоким образом. Они дают нам безумные проблемы, которые усиливают эти вспышки, и таким образом они держат нас живыми, чтобы кормиться энергетическими вспышками наших псевдозабот».
И Дон Хуан Матус, и Морфей утверждают, что люди коллективно (хотя и непреднамеренно) присягнули хищнику, и потому стали частью его темной самоубийственной программы. Царство Матрицы, «флайерского» интеллекта, так всеобъемлюще и непререкаемо, что для большинства из нас невозможно и подумать о нашем положении, не то, чтобы выступить против него. Поскольку мы не контролируем собственные мысли, то, как только в нас встает «внутреннее знание» о присутствии хищника/Матрицы, оно немедленно смывается потоком противоположных мыслей, задаваемых разумом Матрицы. Поэтому единственным средством для проявления такого знания на сознательном уровне (помимо книг типа Кастанеды) являются фантастика и ужасы. Так, людям дается шанс хотя бы взглянуть на истинную природу своего положения. С другой стороны, возможность свержения тирании этого хищника-Матрицы открыта для всех.

Как выражается Дон Хуан: «Мы – энергетические зонды, созданные вселенной… и потому, что мы владеем энергией, которая имеет сознание, мы являемся средством для вселенной осознать себя. Флайеры – непримиримые противники. К ним надо относиться особо. Если у нас это получится, вселенная разрешит нам продолжать». Другими словами, Матрица как таковая есть нечто типа матки, из которой мы можем, как сознательные индивиды, выйти, чтобы унаследовать свою истинную судьбу – вне иллюзии и помимо лжи. Истина, какой бы жуткой она ни была, существует для того, чтобы сделать нас свободными.

*

«Истина не явилась в мир обнаженной, но пришла в буквах и образах. Мир не воспримет истину ни в каком другом виде. Есть перерождение и образ перерождения. Необходимо родиться вновь через образ. Какой? Воскресение.»

Евангелие от Филиппа, Библиотека Наг Хаммади

Куда теперь направятся братья Ваховски – наиболее интригующий вопрос. Будут ли новые «Матрицы» предысторией или развитием сюжета? Потенциал здесь огромен. Голографическому полубогу Нео – одному или главой новой расы – подвластно практически все что угодно. Целью может стать не только свержение тирании старой программы, но также запуск новой программы внутри старой с тем, чтобы сделать возможным переход, который иначе большинство людей просто не смогут осуществить – переход от блаженного неведения к адской реальности без риска съехать (ведь разница между «освобождением ума» и «освобождением от ума» в самом деле весьма тонка). Поскольку Нео и другие Иллюминаты могут не только перемещаться по Матрице и превосходить ее, но на самом деле перестроить ее – собрать ее компоненты заново в нечто более жизнеспособное, нечто более открытое и ведущее к свободе – их работа перестанет быть террористической. Это нечто более внушительное, и время покажет, смогут ли Ваховски отобразить такой процесс мировой инициации.

Идея Теренса Маккенны о конца света как исчерпании всех возможностей и выборов связана с «Вирусом Слова» Уильяма Берроуза, «симулякрами» Жана Бодрийара, романами Филипа Дика, Грега Эгана и т.п. По сути, как предполагают эти авторы, наша реальность стала (или становится) повторением предыдущего опыта, переработкой старых данных, и в этом смысле является ничем иным, как образом, голограммой, проекцией реальности, которая находится… где-то еще. В этот момент время в действительности останавливается. Сознанию требуется совершить скачок на следующий уровень (чем бы он ни оказался), чтобы не разрушиться самому. Поэтому логичной будет эволюция Иллюминатов Матрицы от смертных (хотя и необыкновенных) борцов за свободу к… чему-то иному: путешественникам между измерениями, нечеловеческим единицам сознания, проекциям другой реальности, что даст им возможность перемещаться сквозь время так же легко, как через пространство.

Вопрос еще более многообещающий: если Матрица оказывается «всего лишь» симуляцией, сном, подвластным сознательному изменению, то что тогда можно сказать о «реальной» реальности? После такого открытия – что все, что еще недавно казалось твердой эмпирической реальностью, оказалось изменчивой, пластической проекцией, без установленных законов помимо ограничений ума, как все это стало возможным для Нео – осознание этой истины оканчивает все истины, так что можно ли снова признать хоть что-нибудь «прочным»? Очевидно, что нет. Нельзя освободить свой ум частично, его можно освободить либо полностью, либо никак. Посему Матрица сама по себе есть ни что иное как тренировочная площадка – в точности как симуляции Морфея для Нео, только на следующем уровне – для посвящения в магическую вселенную, запрограммированную, если хотите, «Богом». И здесь Ваховски могут действительно круто развернуть дальнейший сюжет.

…Когда вы сложите это все вместе и осознаете, что главные открытия делаются во всех областях одновременно, вы начнете видеть, что морфогенетический импульс для той «штуки», которая хочет родиться из человеческого вида, практически неостановим и неизбежен. Мы все являемся свидетелями разворачивания мультисенсорного динамического организма, живущего на информации.

Если Ваховски хотя бы наполовину осознают грандиозность своих посылок – своего видения – им потребуется принять следующий факт: что помимо всех технологических, виртуальных чудес, интриг и тайн, здесь прячется истинный край магии и чудес, органического феномена колоссального масштаба, в котором призраки и машины (семена и матка) – только средство для рождения богов.

Но, где в Матрице природа? Я не помню там ни единого дерева. Где Рай? Фильм предлагает только несколько чистилищ и один ад. Куда мы можем оттуда попасть – не говорится. До «реальности» Матрица не доходит. Это еще впереди, и, может быть, человеческий разум как он есть (ведь это и есть Матрица) не может видеть реальность напрямую, но только воспринимать бесконечный поток ее интерпретаций или симуляций. Эти иллюзии не есть территория, но со временем мы можем понять, что они представляют собой карты, по которым, однажды и наконец, мы пристанем к твердой земле, где все карты и все иллюзии будут оставлены раз и навсегда. И, может статься, в этот день мы обнаружим, что истина была с нами с самого начала, но мы не могли ее узнать. И эдемский Змей, и Иисус Христос говорили об одном, хотя и по разным причинам: «Вы будете как боги» . Очевидно, Рай не для всех…

перевод Лиляны Никогосян